размер этой армии заставил Георга Генриха Беренхорста, адъютанта Фридриха II во время Семилетней войны, сделать памятное замечание: "Прусская монархия - это не страна, у которой есть армия, а армия, у которой есть страна, в которой она, как бы сказать, просто расквартирована".62
Однако процентное соотношение несколько вводит в заблуждение, поскольку только 81 000 из этих солдат были коренными пруссаками. В процентном отношении к общей численности населения это дает цифру всего 1,42 %, что сопоставимо с западноевропейскими государствами конца XX века (например, в Германской Федеративной Республике в 1980 году этот показатель составлял 1,3 %). Таким образом, Пруссия была высокомилитаризованным государством (то есть государством, в котором вооруженные силы потребляли львиную долю ресурсов), но не обязательно высокомилитаризованным обществом. Не было всеобщей воинской повинности. Обучение в мирное время по современным меркам было коротким и несерьезным, социальная структура армии оставалась пористой. Разделение армии на казармы, где войска могли быть сконцентрированы и индоктринированы в течение многих лет обучения, было еще в далеком будущем.
А что же Священная Римская империя германской нации? Наблюдая за ходом Семилетней войны, датский министр Иоганн Хартвиг граф Бернсторф отметил, что в этом великом конфликте на кону стоял не просто вопрос о принадлежности той или иной провинции, а вопрос о том, должна ли Священная Римская империя иметь одну голову или две.63 Мы видели, что отношения между Бранденбургом и Австрией всегда отличались периодической напряженностью. По мере того как Бранденбург начинал действовать с определенной степенью автономии в рамках имперской политики, потенциал для конфликта возрастал. Однако для длинной череды сменявших друг друга курфюрстов главенство императора и, как следствие, дома Габсбургов не вызывало сомнений. После вторжения 1740 года все изменилось. Аннексия Силезии обеспечила Пруссию не только деньгами, продуктами и подданными, но и широким земельным коридором, простирающимся от бранденбургского сердца прямо до окраин габсбургской Богемии, Моравии и австрийских наследственных земель. Это был кинжал, направленный в сердце Габсбургской монархии. (Это станет решающим фактором в австро-прусской войне 1866 года, когда две из четырех групп прусских армий войдут в Богемию из пунктов сбора в Силезии, чтобы разгромить австрийскую армию под Кениггратцем). Австрия никогда не переживет боль от потери Силезии", - писал Фридрих в своем "Политическом завещании" 1752 года. Она никогда не забудет, что теперь должна делить с нами свою власть в Германии".64
Впервые политическая жизнь империи стала ориентироваться на биполярный баланс сил. Началась эпоха австро-прусского "дуализма". Отныне внешняя политика Пруссии была направлена, прежде всего, на сохранение своего места в новом порядке и сдерживание попыток Вены изменить баланс в свою пользу. Самым ярким примером такого силового политического противостояния стал конфликт, разгоревшийся в 1778 году вокруг баварского престолонаследия. В декабре 1777 года умер баварский курфюрст Максимилиан III Иосиф, не оставив прямых наследников. Его преемник, Карл Теодор, договорился с Веной об обмене предполагаемого баварского наследства на Австрийские Нидерланды (Бельгию), и в середине января 1778 года небольшой контингент австрийских войск вошел в Баварию. Первой реакцией Пруссии было требование территориальной компенсации - в виде наследственных прав на франконские герцогства Ансбах и Байройт - за приобретение Австрией Баварии. Но Кауниц ничего не мог с этим поделать и отказался прислушаться к угрозам Берлина о вооруженном вмешательстве.
Летом 1778 года Фридрих решил действовать и в возрасте шестидесяти шести лет во главе прусской армии вошел в Богемию. Теперь он утверждал, что действует от имени соперника наследника Баварии, герцога Карла Цвайбрюкенского. На севере Богемии продвижение Фридриха преградили крупные и хорошо управляемые австрийские войска. Последовали долгие месяцы маневрирования без серьезных столкновений, в условиях все более холодных и влажных. В конце концов Фридрих был вынужден отправить свои войска на зимовку в Судетские горы. В сильный мороз австрийские и прусские фуражиры сражались за участки замерзшего картофеля. Хотя "картофельная война" не привела к решающим столкновениям, Мария Терезия стремилась к ее скорейшему завершению, даже если для этого пришлось пойти на уступки. По условиям Тешенского договора (13 мая 1779 года), заключенного при посредничестве России и Франции, она согласилась не только отказаться от всей Баварии, но и признать возможное наследование Пруссией герцогств Ансбах и Байройт. Этот эпизод показал степень нежелания австрийцев выступить против Фридриха в одиночку, что было симптомом неизгладимой травмы, нанесенной Силезскими войнами, и свидетельством уважения, с которым теперь относились к его вооруженным силам. Не менее важной была реакция других немецких государств. Многие из них встали на сторону Пруссии, видя в Фридрихе защитника целостности империи от хищнической игры дома Габсбургов. В 1785 году, когда Иосиф предпринял вторую попытку обменять Австрийские Нидерланды на Баварию, Фридрих вновь выступил в роли защитника империи от замыслов императора. Летом того же года он вместе с Саксонией и Ганновером, а также несколькими менее значительными территориями объединился в Лигу князей (Фюрстенбунд), целью которой была защита империи от замыслов императора. В течение восемнадцати месяцев лига насчитывала восемнадцать членов, включая католического архиепископа Майнца, вице-канцлера Священной Римской империи и традиционного приверженца Вены.65
Браконьер стал егерем. Эту роль Фредерик научился играть с большим мастерством. Нигде это не проявилось так ярко, как в использовании им сложного конфессионального механизма империи. Баланс между католическим и протестантским лагерями внутри империи оставался актуальным вопросом в середине и конце XVIII века. Во времена правления Великих курфюрстов, Фридриха III/I и Фридриха Вильгельма I, Пруссия постепенно превратилась в защитника протестантского дела в империи. Хотя его личный интерес к конфессиональным распрям был минимальным, Фридрих II был проницательным исполнителем этой традиции, успешно выступая, например, в поддержку протестантских сословий на территориях, правящие дома которых перешли в католичество (с 1648 по 1769 год таких переходов было тридцать один). В Гессен-Касселе (1749), Вюртемберге (1752), Баден-Бадене (1765) и Баден-Дурлахе (1765) Фридрих стал соавтором и гарантом договоров, обеспечивающих права протестантских сословий против монархов, обращенных в католичество. В таких случаях он, при горячей поддержке протестантской фракции имперского диктата, выступал в качестве предполагаемого защитника и защитника прав, закрепленных Вестфальским миром.
Что может быть лучше для такой протестантской державы, как Пруссия, чтобы использовать структуры империи в своих интересах, чем определить себя в качестве защитника всех протестантов на немецких территориях? Такая позиция подтверждала протестантский взгляд на империю, а именно то, что она не была формой христианской универсальной монархии, а скорее соглашением о разделении власти между двумя отдельными конфессиональными партиями, которые должны были практиковать солидарность и самопомощь. В то же время это подрывало авторитет императора Габсбургов, который в теории должен был быть гарантом прав всех имперских подданных, придерживающихся терпимого вероисповедания. Теперь католический император в Вене
